Кроноцкий
заповедник
Животный мир
Особенности фауны
Район заповедника находится в сфере действия зоогеографических закономерностей, характерных для всей Камчатки. Это прежде всего некоторое обеднение фауны, обусловленное полуостровным положением территории, – здесь нет целого ряда видов, обитающих в том же или близком интервале широт на материке. Отсутствуют многие виды насекомых, в своем развитии связанные с хвойными древесными породами (Куренцов, 1966). Нет таких млекопитающих, как бурундук, летяга, кабарга, лось. (В последние годы начаты работы по интродукции лося.) Среди птиц примечательно отсутствие корольковой и зеленой пеночек, синего соловья, клестов еловика и белокрылого, кукши, дикуши, филина, рыбного филина, длиннохвостой и бородатой неясытей.
Фауна амфибий Камчатки представлена лишь одним видом – сибирским углозубом; рептилий тут нет вообще. Между тем сибирская лягушка в Якутии проникает севернее полярного круга, живородящая ящерица и гадюка переходят там 60° с. ш. (Банников и др., 1977). За исключением хариуса и единственного в регионе представителя благородных лососей – микижи, нет на Камчатке настоящих пресноводных рыб.
Некоторые из перечисленных выше видов, несомненно, могли бы найти на Камчатке достаточно благоприятные для обитания условия, но существующие пути расселения на полуострове для них труднопреодолимы. О том, что “пробелы” в лесной фауне Камчатки обусловлены не столько экологическими причинами, сколько отсутствием в современную эпоху широких сухопутных связей этой территории с материком, свидетельствуют факты быстрого укоренения здесь тех видов, которым в какой-то момент удавалось пройти через единственный мост – “бутылочное горлышко” Парапольского дола. Два примера такого вселения, относящиеся к текущему столетию, известны для млекопитающих. Белка впервые проникла на северную оконечность полуострова только в начале 20-х годов, а спустя всего 15–20 лет ее добывали в центральных и южных районах Камчатки (Вершинин, 1970); как постоянный обитатель лиственничников у оз. Кроноцкого белка была отмечена еще Ю.В. Авериным (1948). Первые достоверные сведения о появлении к югу от перешейка рыси датированы концом 30-х годов; с середины 50-х годов ее отмечали по всему полуострову, вплоть до крайнего юга. Неоднократно добывали рысей в Елизовском районе, южнее и юго-западнее Кронок (Грибков, 1967); теперь эта кошка встречается и в заповеднике. Хотя в целом на Камчатке рысь и поныне остается редким зверем – здесь живет не более 200 особей (Лазарев, 1979), можно считать, что вселение ее на полуостров завершилось вполне успешно.
Очень интересна история проникновения на Камчатку одного из видов насекомых-ксилофагов – малого черного хвойного усача. Он был завезен сюда случайно, с неокоренной древесиной; впервые отмечен на полуострове в 1959 г. За последующие годы распространился повсеместно в лесах Центральнокамчатской впадины, проник и на Тихоокеанское побережье (Хоментовский, 1982). В кальдеру Узона малый черный хвойный усач попал весьма своеобразным способом: на вертолетах вместе с плавником, доставлявшимся туда в качестве топлива для туристских стоянок.
Эпохи полной изоляции в прошлом (Куренцов, 1963) и частичная изоляция Камчатки, сохраняющаяся поныне, имели своим следствием не только обеднение фауны – здесь сложился хорошо выраженный очаг формообразования. Камчатские эндемики видового ранга известны, в частности, среди бабочек и пилильщиков (Куренцов, 1966). Большинство птиц и млекопитающих представлены на полуострове особыми расами, четко отличающимися от материковых.
Элементы “сибирского” типа фауны – а на их долю приходится значительная часть видового состава птиц Камчатки (Аверин, 1957) – исходно связаны, как правило, с темнохвойными, реже светлохвойными лесами. Однако почти все они в своем распространении на полуострове не ограничены обособленным темнохвойнотаежным массивом Центральнокамчатской межгорной впадины, а широко проникают в каменноберезники и заросли кедрового стланика по всей Камчатке. В заповеднике лишь некоторые из числа сибирских элементов отдают предпочтение фрагментарным насаждениям лиственницы и пихты камчатской; другие же, имея широкий спектр местообитаний, не проявляют такой избирательности. Лиственные леса, часто разреженные, служат местом гнездования снегиря, сибирской мухоловки, глухой кукушки, каменного глухаря, ястребиной совы и других видов указанной зоогеографической группы (Лобков, 1978). Некоторые виды насекомых, на материке известные как обитатели таежной зоны, на Камчатке обычны в каменноберезниках. Пяденица (Eupithecia abietaria) и короед (Polygraphus jezoensis), в пределах основной части ареала биологически связанные с елью, здесь развиваются на кедровом стланике: первая локализуется в его шишках, второй – на стволиках (Куренцов, 1966).
Общий характер местообитаний животных Кроноцкого заповедника можно определить как сочетание, переплетение берингийской лесотундры и своеобразной приокеанической сниженной субальпики. Уже исходя из этого, здесь можно ожидать достаточно весомого представительства элементов тундровой фауны. Именно так и обстоит дело в действительности. Даже по давним подсчетам Ю.В. Аверина (1957), основанным на фаунистическом списке, позднее существенно дополненном, на долю тундровых видов птиц приходится до 20% общего состава орнитофауны. У некоторых типичных обитателей тундр именно на Камчатке ареалы образуют выступы, опускающиеся особенно далеко к югу. На широте Москвы тут гнездятся краснозобая гагара, морянка, круглоносый плавунчик, чернозобик, короткохвостый и длиннохвостый поморники, мохноногий канюк, пуночка, лапландский подорожник, краснозобый конек. В недалеком прошлом до средней части полуострова был распространен песец, позднее истребленный (Вершинин, 1970). Как выяснилось совсем недавно, на юг Камчатки проникают сибирский и копытный лемминги (Борисенко, 1971; Лазарев, Парамонов, 1973). Тундровые черты в облике фауны Кроноцкого заповедника чисто физиономически усиливаются тем, что значительная доля обитающих здесь птиц тяготеет к водоемам. Только птицы внутренних водоемов составляют около четверти видового списка (Аверин, 1957).
Как и повсюду на северо-востоке Сибири, фауна горных тундр Камчатки, а особенно сухих участков высокогорья, несет отпечаток родства с горно-степной фауной. Криоксерофильные виды бабочек отмечены здесь А.И. Куренцовым (1966). Показательно широкое распространение на полуострове камчатского сурка и длиннохвостого суслика, снежного барана. Особенно нагляден в отношении “степных” зоогеографических связей ареал гнездящегося на Камчатке короткоклювого зуйка. Этот вид принадлежит к группе рыжезобых азиатских зуйков, распространенных почти исключительно в степях и пустынях (Козлова, 1961). Ареал короткоклювого зуйка разорван: несколькими небольшими разобщенными участками он представлен на северо-востоке Сибири, а за тысячи километров отсюда, совершенно обособленно, лежит область его гнездования в Центральной Азии – от Восточного Тибета до сыртов Тянь-Шаня. Виды центральноазиатского родства на севере Дальнего Востока – прямое наследие берингийской плейстоценовой тундростепи. Нигде больше в Евразии аналогичная зоогеографическая ситуация не повторяется. Из заповедников СССР только Кроноцкий сохраняет природные комплексы с уникальным переплетением альпийских, тундровых и горно-степных черт. Своеобразную зоогеографическую аномалию можно усматривать в том, что это древнее степное влияние сохранилось и проявляется здесь в условиях очень влажного и довольно мягкого приморского климата.
Характеристика общих особенностей фауны Камчатки осталась бы неполной без упоминания о присутствии в ее составе некоторых южных видов, чьи ареалы большей своей частью лежат в Северо-Восточном Китае, Приморье и (или) Японии. Таковы китайская зеленушка ; и японская овсянка. На материке китайская зеленушка не встречается севернее среднего Приамурья, на Камчатке же заселяет большую часть полуострова. Как и японская овсянка, она расселилась сюда, вероятно, по “цепочке” Курильских островов. О том же пути расселения свидетельствуют очертания ареала обыкновенного дубоноса, который на материке почти нигде не проникает севернее южной подзоны тайги.
Некоторые редкие виды насекомых, встречающиеся только в долинных лесах, по распространению и родственным связям могут быть отнесены к числу реликтов приамурской фауны, т. е. фауны хвойно-широколиственных лесов Восточной Азии (Куренцов, 1966). До наступления эпох резкого похолодания климата в плейстоцене такие леса преобладали в растительном покрове полустрова. Из птиц по своим зоогеографическим связям этой группе элементов фауны тяготеет соловей-свистун
Территориальные группировки (сообщества) позвоночных
На Камчатке высотно-поясные типы сообществ животных разграничены менее четко, чем в некоторых других горных странах. Однако и здесь они образуют наглядный экологический ряд – от морского побережья к высокогорью.
Роль двух основных типов берегов, низменного и скалистого, как местообитаний животных резко различна. Птицы и млекопитающие, чья жизнь теснейшим образом связана с морем, тяготеют к скалистым обрывам. Утесы Кроноцкого полуострова с колониями морских птиц и расположенными неподалеку лежбищами ластоногих как бы представляют здесь сообщества островов северной части .Тихого океана, вообще выделяющиеся очень высокими показателями биомассы (Мараков, 1969). Однако на Камчатке они заметно обеднены. В Кроноцком заповеднике нет (и, видимо, никогда не было) котиковых лежбищ, птичьи базары сравнительно малочисленны и по видовому разнообразию уступают островным. На островах самые массовые виды – это толстоклювая и тонкоклювая кайры, моевка; на побережье же Кроноцкого полуострова первые два вида редки, а колонии моевок до сих пор не найдены, хотя эти птицы держатся здесь в летнее время.
Недавними специальными учетами в Кроноцком заповеднике было выявлено 69 колоний морских птиц, насчитывающих более 1,5 тысячи гнездовых пар девяти видов. Наиболее крупные поселения расположены на кекурах – скалах, в результате работы прибоя отрезанных от суши, и лишь изредка на обрывах коренного берега. Численно преобладают тихоокеанская чайка (около тысячи гнездовых пар), топорок (до 400), берингов баклан (почти 200), тихоокеанский чистик (свыше 100). Незначительную примесь к ним составляют ипатка, тонкоклювая и толстоклювая кайры, серокрылая чайка. Нерегулярно гнездится единственный представитель отряда трубконосых, или буревестников, – глупыш. Из названных видов только тихоокеанская чайка может селиться в удалении от моря – ее колонии найдены на островах Кроноцкого озера, за 40 км от побережья. На взморье в пределах заповедника установлено более 50 мест гнездования этой чайки, максимальная величина колоний – до 100 пар (Лобков, 1980).
Среди обитателей береговых скал особенно своеобразен топорок. Эта птица средней величины и однообразно бурой окраски привлекает внимание чрезвычайно массивным, сильно уплощенным с боков красным клювом. В весенне-летнее время клюв дополнительно “украшается” округлым валиком вдоль гребня надклювья и красной кожистой розеткой в углах рта (Козлова, 1957). Брачный наряд топорка дополняют пучки белых с желтоватым оттенком длинных перьев, располагающихся позади глаз. Подобно всем тупикам, топорки гнездятся в норах, которые вырывают в мягкой торфяной почве на плотно задернованных плоских вершинах скал. Как и другие обитатели базаров, на кормежку они вылетают в море, где добывают в основном мелких рыб, иногда морских беспозвоночных. Самые крупные колонии топорка в Кроноцком заповеднике не превышают 100–150 пар, тогда как на Командорских островах были известны его поселения, где на 0,5 км2 приходилось до 100 тыс. пар (Иогансен, 1934).
Скалы используют для гнездования не только морские птицы. Здесь селятся белопоясные стрижи, вороны, на уступах помещают свои массивные гнезда хищники: мохноногие канюки, белоплечие орланы, изредка крупные соколы – сапсаны и кречеты. Распространение в заповеднике крупных соколов ограничено уступом Кроноцкого полуострова. Именно здесь до 1974 г. гнездилась пара кречетов (Лобков, 1977).
Во времена путешествия С.П. Крашенинникова вблизи Кроноцкого мыса и р. Жупановой велся морской промысел котиков; группы этих зверей наблюдались здесь и позднее, на рубеже XIX–XX вв. (Мараков, 1974). Однако никаких определенных сведений об использовании ими берегов заповедника для размножения не сохранилось. Что же касается сивучей, то в 1942 г. на лежбище у мыса Козлова их насчитывалось более 1,5 тыс., на Сивучьем камне, западнее мыса Кроноцкого, – несколько сот. Хотя в первые годы существования заповедника (по 1943 г.) промысел морского зверя у его берегов продолжался, численность сивучей на лежбищах оставалась высокой. Об их плотности можно судить по такому примеру: на одном из скалистых островков величиной всего 150x300 м собиралось около 800 сивучей (Аверин, 1948). В годы снятия заповедного режима лежбищам был нанесен очень тяжелый урон (Лобков, 1980). Часть особей под влиянием настойчивого преследования, возможно, покинула эти места. Именно уходом сивучей с лежбищ на восточном побережье Камчатки объясняют рост их численности на Командорах в 1966–1968 гг. (Гептнер, Чапский, Арсеньев, Соколов, 1976). Сейчас общая численность кроноцкого стада сивучей оценивается в 700 особей (Никаноров, 1983).
Жизнь сивучьего лежбища подчинена четкому сезонному ритму. Зимой островки пустуют, лишь кое-где в закрытых бухточках держатся небольшие группы зверей. Сивучи начинают подходить к лежбищам в апреле, заполняют их к началу июня. Рождение молодняка приходится на вторую и третью декады июля. Откочевка самок с молодыми и большинства секачей происходит в сентябре, заканчивается к началу ноября (Аверин, 1948).
Исконный обитатель побережий Восточной Камчатки – калан, морская выдра. Точные сведения относительно обитания этого зверя у берегов Кроноцкого полуострова относятся к 1882 г.; спустя два-три десятилетия он здесь полностью исчез. Сравнительно недавно было высказано предложение об искусственном переселении калана в Кроноки (Вершинин, Хромовских, 1977). Однако необходимость в подобных мероприятиях отпала: звери вернулись сами. В августе 1976 г. группу каланов обнаружили у мыса Чайкина; на отрезке побережья от мыса Ольги до мыса Козлова держалось около 15 зверей. Позднее численность каланов от года к году увеличивалась и сейчас достигла 120 особей (Никаноров, 1977, 1983).
Настоящие тюлени в прибрежных водах заповедника представлены в основном двумя видами: обыкновенным тюленем, или ларгой, и кольчатой нерпой, или акибой. Первый из них обычен, особенно в летнее время, второй редок. Временные лежбища ларг располагаются на рифах и береговых камнях, большей частью у берегов Кроноцкого полуострова. Единичными особями представлена здесь и другая форма обыкновенного тюленя – антур, или островной, курильский тюлень (Никаноров, 1983). Во время хода лососевых тюлени скапливаются около устьев наиболее крупных рек. Рождение и выкармливание молодых у ларги и акибы происходит на морских льдах. Весной погибших бельков нередко выбрасывают волны на заповедные берега. Их бывает довольно много: известны случаи, когда всего за пять майских дней - в бухте Ольги находили до 17 бельков (Аверин, 1948). Изредка находят и живых нерпят, очевидно приносимых плавающими льдинами.
Низменные морские берега оживляются лишь во время весеннего и осеннего пролетов водоплавающих и околоводных птиц. О масштабах этого явления дают представление такие цифры: только в Семячикском лимане в дни наиболее активного весеннего пролета скапливается до 8 тыс., осенью – до 12–14 тыс. водоплавающих, в том числе несколько сот лебедей-кликунов.
Наиболее массовый вид среди пролетных уток – морянка. Обычны морская чернеть, горбоносый турпан, тихоокеанская синьга, .три вида гаг, из гусей – пискулька. Многочисленны виды пролетных куликов: круглоносый плавунчик, чернозобик, песочник-красношейка, грязовик, средний и дальневосточный кроншнепы (Лобков, 1978а). Выбросы моря в течение почти всего года привлекают различных чаек, ворон и воронов, здесь пролегают “охотничьи маршруты” белоплечих орланов. Вслед за рыбой к низким берегам нередко приближаются нерпы. В поисках корма охотно посещают волноприбойную полосу лисицы, росомахи и бурые медведи. Отмечались заходы до широты Кронок белых медведей. Весной останки выброшенных морем бельков оказываются серьезным подспорьем для только что покинувших берлоги бурых медведей (Аверин, 1948). Иногда медведи пытаются ловить прямо в море подходящих на нерест лососевых (Севастьянов, 1970).
В разные зимы ледовая обстановка у берегов заповедника неодинакова. Сплошной ледовый покров обычно не образуется, однако скопления шуги и сала держатся подолгу; иногда они целиком закрывают бухты. Все же участки открытой воды остаются всегда, что создает благоприятные условия для зимовки многих видов птиц. Одно из наиболее важных мест концентрации зимующих птиц – бухта Ольги в Кроноцком заливе. На этом участке заповедного побережья зимние наблюдения проводились в течение ряда лет (Стенченко, 1980).
Обычно в холодный период года здесь держатся 1–1,5 тыс. птиц, однако, когда большая часть акватории Кроноцкого залива заполняется льдами, сгоняющими водоплавающих на открытую водную поверхность бухты, только уток на ней скапливается до 10 тыс. Численно преобладают морянка, тихоокеанская синьга, горбоносый турпан, гага-гребенушка, каменушка. Много в бухте тихоокеанских чаек и ворон. Особенно привлекает птиц полоса береговых рифов, обнажающихся в отлив, а во время прилива большей своей частью скрывающихся под водой. “Здесь находят обильный корм гаги, каменушки, морянки, чайки, вороны, черные вороны и сороки” (Стенченко, 1980, с. 46).
На участках взморья с разными типами берегов различны и сообщества животных ближайшей суши. Группировки птиц и млекопитающих склонов Кроноцкого полуострова и низинных приморских тундр имеют мало общего. На плоских морских террасах, в полосе до 200 м от берега, занятых травяно-кустарничковыми и разнотравно-колосняковыми ассоциациями, среди воробьиных птиц преобладают желтая трясогузка и полевой жаворонок, обычен охотский сверчок. Те же виды населяют мокрые сфагновые тундры с редкими ивняками, где рядом с ними живут обыкновенная чечевица и дубровник (Каплин, 1974). Особенно примечательно гнездование в этой полосе настоящих тундровых видов – лапландского подорожника, краснозобого и сибирского коньков. Тут же по озерам и болотам многочисленна на гнездовье типично тундровая утка – морская чернеть; только на открытых приморских низинах встречаются в заповеднике два вида поморников – короткохвостый и длиннохвостый. Болотистые тундры с мозаикой озер населяют также краснозобая гагара, серощекая поганка, шилохвость, чирок-свистунок, свиязь, синьга, горбоносый турпан, озерная и сизая чайки. В незначительном числе гнездится лебедь-кликун. Не выходят за пределы полосы приморских низин поселения камчатской крачки. Ее колонии отмечаются не далее 18–20 км от морского берега (Лобков, Головина, 1978). “По окраинам тундрочек вблизи кустарников” вплоть до побережья проникает белая куропатка (Аверин, 1948).
Из мелких млекопитающих на открытых участках приморской полосы преобладает полевка-экономка, встречается здесь и красно-серая полевка. Им сопутствует, по-видимому, сибирский лемминг; как показали недавние находки, по припойменным и приморским тундрам он проникает вплоть до южной части полуострова (Борисенко, 1971; Лазарев, Парамонов, 1973). В Кроноцком заповеднике этот вид известен для кальдеры Узона и некоторых других мест. Не избегает тундровых местообитаний средняя бурозубка, численно преобладающая среди землероек-бурозубок Камчатки (Долгов, Реймерс, 1979).
Низины приморской полосы играют немалую роль в жизни восточнокамчатской популяции северного оленя. Ю.В. Авериным (1948) были описаны зимовки оленей на участке прибрежных тундр от бассейна р. Столбовой на востоке до р. Мутной на западе. Открытые местообитания протягиваются здесь полосой, достигающей местами в ширину 20 км. К середине зимы, если она не отличается особым малоснежьем, олени покидают приморские тундры, поднимаясь на основные места своих зимовок – вулканические долы. Оттуда в апреле они снова направляются к побережью. Весной и осенью на приморских тундрах прежде неоднократно наблюдали стада в несколько сот голов. Ныне численность северного оленя сильно уменьшилась.
Из хищных зверей на приморских низменностях обычны горностай, росомаха, лисица. Анадырский подвид лисицы, свойственный и Камчатке, отличается наиболее яркой среди всех географических рас Евразии окраской и крупными размерами (Гептнер и др., 1967). Огневки, отловленные в Кроноках, были с успехом использованы в звероводстве (Савинов, 1979). Лисица на востоке Камчатки многочисленна и сравнительно часто попадается на глаза; это один из фоновых, ландшафтных зверей заповедника. В конце июля, когда поспевают шикша и голубика, на ягодниковых тундрах подолгу кормятся медведи.
Отличительная особенность побережья Кроноцкого полуострова – выдвижение к морю пояса каменной березы и частично стлаников. Здесь чередуются низкотравные и высокотравные участки, кустарники по ложбинам, к бровке уступа подходят разреженные каменноберезники (Аверин, 1948). Куртины кедрового и ольхового стланика, отдельные каменные березы с кронами, деформированные ветром, встречаются прямо на приморских кручах. Тут же, на скалах, растут камнеломки и крупки, типичные для горных каменистых тундр. Складывается очень своеобразный экологический комплекс, где в тесном соседстве с обитателями прибрежных обрывов находят условия для существования многие лесные виды животных. Наиболее же интересная зоогеографическая черта этих сообществ – присутствие целого ряда видов, распространенных преимущественно в высокогорье Камчатки; у некоторых береговые популяции частично или полностью обособлены от альпийских.
Таково прежде всего размещение снежного барана. На юго-востоке Камчатки известно несколько мест обитания этого вида на скалистом взморье, и все они сейчас, видимо, лишены связи с континентальными (Вяткин, Филь, 1975). В зимнее время заселенная баранами полоса побережья крайне сужается – до 500 м. Торные тропы зверей тянутся по самому верхнему краю берегового уступа, иногда они спускаются вниз, к полосе прибоя (Аверин, 1948). Условия зимовки здесь не совсем обычные: водяная пыль штормов, мокрый снег вызывают сильное обледенение пастбищ. Бараны используют в пищу большинство доступных им трав и кустарников, на берегу кормятся водорослями.
Другой типичный обитатель высокогорья, живущий на низкотравных участках береговых склонов Кроноцкого полуострова, – камчатский сурок. Поселения этого вида известны на высоте 50 м над ур. моря. Переход в столь своеобразные местообитания был сопряжен с изменениями в экологии сурков. Так, если у зверей высокогорных популяций период активной жизнедеятельности продолжается всего 4,5 месяца в году, то у береговых он составляет 5–6 месяцев (Аверин, 1948).
Своеобразная инверсия высотно-поясного размещения проявляется не только у млекопитающих. На скалистых склонах морского побережья, вероятно, гнездятся такие типичные горно-тундровые птицы, как тундряная куропатка и сибирский горный вьюрок (Аверин, 1948; 1957). Приуроченность к двум разобщенным “этажам” (субальпийские кустарники – береговой уступ) свойственна в условиях Восточной Камчатки варакушке (Лобков, 1978а). А.И. Куренцовым (1966) отмечено сходство фауны насекомых высокогорий и низинных тундр.
Пояс каменной березы занимает высотную ступень до 600–100 м над ур. моря. Экологические условия здесь определяются преобладающим опушечным характером местообитаний, разреженностью, низкоствольностью (обычно не более 10 м) древостоев, развитием мощного яруса высокотравья или кустарников. Высокотравные луга и каменноберезники Камчатки обычно образуют мозаичное сочетание; цельность этого комплекса наглядно подтверждается единством свойственной ему фауны чешуекрылых (Куренцов, 1974). Вертикальная структура каменноберезников довольно проста, но все же рассматривать их как “одноэтажные биотопы” (Вершинин, Белов, 1973) вряд ли правильно. В приземном ярусе помимо кустарников и высокотравья довольно много валежника. Каменная береза в отличие, например, от кедра или ели не имеет среди птиц и млекопитающих своей “плеяды” – видов, в питании и территориальном размещении тесно связанных именно с нею. Животные, населяющие каменноберезники, как правило, встречаются вне их – в пойменных ивово-тополевых лесах, лиственничниках, зарослях ольхового и кедрового стлаников.
Численно преобладающие здесь птицы – овсянка-ремез, пятнистый конек, пеночка-таловка, соловей-красношейка, чечевица. На долю первых трех видов приходится более половины всего птичьего населения (Лобков, 1977). Это птицы либо почти не связанные с ярусом древостоя (красношейка, чечевица), либо использующие его, но кормящиеся и гнездящиеся преимущественно или только на земле (овсянка-ремез, пятнистый конек, пеночка-таловка). Некоторые из них – типичные опушечники. Прежде всего это относится к пятнистому коньку, явно предпочитающему каменноберезники всем другим типам насаждений. Среди видов, размещение которых непосредственно зависит от наличия древостоя, обычны в этом поясе пухляк, поползень, малый пестрый дятел. Характерный обитатель камчатского высокотравья под пологом каменной березы или вне его – охотский сверчок. По опушкам и полянам в массивы каменноберезников широко проникает овсянка-дубровник, предпочитающая гнездиться на лугах. Используют ярус каменной березы и многие сравнительно малочисленные тут виды птиц: китайская зеленушка, юрок, снегирь, малая и пестрогрудая мухоловки, синехвостка, бледный дрозд, обыкновенная и глухая кукушка, трехпалый дятел (Аверин, 1948; Лобков, 1978а). Тесно связан с каменноберезниками каменный глухарь. Из хищников здесь гнездятся чеглок, ястреб-тетеревятник, орланы – белохвост и белоплечий (первый очень редок). Этим же поясом ограничено распространение ястребиной совы и мохноногого сыча.
Приземный ярус сообществ каменной березы дает прибежище землеройкам-бурозубкам: средней, равнозубой, трансарктической и крошечной. Наиболее многочислен первый из названных видов (Юдин, 1975; Долгов, Реймерс, 1979). Специальный интерес представляет обитание на Камчатке трансарктической бурозубки, североамериканской по происхождению и основному распространению. Среди мышевидных грызунов для каменноберезников особенно характерны красная и красно-серая полевки; в условиях Камчатки первая из них оптимальные условия существования находит именно здесь (Мережко, 1981). Обычен тут и заяц-беляк; при подъемах численности он становится массовым видом.
Копытных, предпочитающих пояс каменной березы, в заповеднике нет. Северные олени только посещают редколесья при сезонных кочевках или заходят сюда из сопредельных местообитаний. Среди хищников в каменноберезниках наиболее обычен соболь. Крупноствольный березовый лес, где нередки дуплистые деревья и развит подлесок из кедрового стланика, – одно из типичных соболиных местообитаний. Бурый медведь в среднем и нижнем поясах гор встречается практически всюду, при этом значительная часть его сезонного жизненного цикла протекает в камчатских редколесьях.
Особенно разреженными выглядят каменноберезники зимой, когда подлесок скрыт высоким и рыхлым снежным покровом. В это время “чистые березовые массивы обычно мертвы. Иногда за много часов ходьбы можно увидеть только след соболя и услышать писк гаички или отдаленный стук дятла” (Аверин, 1948, с. 17).
Сомкнутые леса из ив, ольхи и тополя приурочены к долинам рек. Протягиваясь лентами вдоль их русл, эти леса производят впечатление ровной и густой стены. В низменной части заповедника по берегам преобладают уже кустарниковые ивняки. Суммарная плотность птиц в долинных лесах наибольшая (Каплин, 1974). Самая многочисленная птица пойм, как и водораздельных каменноберезников, – овсянка-ремез; среди фоновых видов – уже упоминавшиеся таловка и чечевица (Лобков, 1977). Однако группировки доминантов в обоих случаях все же не идентичны: “ядро” птичьего населения пойм образовано без участия пятнистого конька, при этом только здесь становится фоновым видом гаичка-пухляк, обычен поползень. С кустарниками пойм связаны соловьи – красношейка и свистун; последний предпочитает этот тип местообитания. Участки, где развит ярус высокотравья, привлекают охотского сверчка. Характерны для пойм немногочисленные виды птиц – камышовая овсянка и певчий сверчок (Лобков, 1977), встречается дубровник. С участками крупноствольного долинного леса связан оливковый дрозд. Почти повсюду в поймах можно встретить сороку, обыкновенную и глухую кукушек. Существенная “отрицательная” особенность долинных сообществ птиц – отсутствие каменного глухаря. В зимнее время по пойменным ивнякам охотно держатся белые куропатки.
Речные долины населены теми же видами землероек и полевок, что и водораздельные редколесья. Особенно благоприятные условия находит здесь заяц-беляк. Из куньих явно предпочитает поймы горностай, обычен здесь и соболь. Во время хода лососевых рыб приречные местообитания “стягивают” большую часть популяции бурого медведя.
В силу своей фрагментарности и ограниченного распространения лиственничники в заповеднике не образуют самостоятельного экологического комплекса и не могут рассматриваться как участки настоящей тайги. Тем интереснее, что животное население этих местообитаний все же отличается рядом специфических черт. Только в лиственничниках и пихтовой роще на р. Старый Семячик гнездятся дубонос и московка; здесь достигают наибольшей численности сорокопут-жулан и большой пестрый дятел (Лобков, 1978а; 19786). Присутствие кедровки сближает эти сообщества с таковыми же кедрового стланика. Численность кедровки в лиственничниках у Кроноцкого озера достигает трех пар на 1 км2 (Лобков, 19786). Ограничены лиственничниками и семячикским пихтарником встречи в гнездовое время ястреба-перепелятника; Охотно держится здесь каменный глухарь. Наконец, лиственничники у Кроноцкого озера – единственное место в заповеднике, где постоянно живет недавний вселенец на Камчатку – белка. Этот участок – одно из мест зимовок северных оленей (Аверин, 1948).
Уникальный островок темнохвойного леса из пихты изящной, занимающий всего 19 га в долине р. Старый Семячик, благодаря присутствию московки, дубоноса, перепелятника тоже заслуживал бы выделения на зоогеографической карте заповедника. Среди прочих обитателей пихтовой рощи – мухоловка-касатка, кедровка, трехпалый дятел (Лобков, 1978а).
Ольховый и кедровый стланики, как уже отмечалось, распространены на территории заповедника широко, местами даже у побережья моря; часто они образуют подлесок в каменноберезниках. На высоте 400–800 м над ур. моря, словно выходя из-под полога каменной березы, стланики слагают самостоятельный пояс (подгольцовье). Достигая высоты в несколько метров, ольховник и кедровник приобретают своеобразный облик стелющегося леса, однако типично лесных птиц и млекопитающих здесь, как и в редколесьях каменной березы, мало. Среди фоновых видов птиц мы снова находим овсянку-ремеза, пеночку-таловку, соловья-красношейку; на вейниковых полянах – охотского сверчка; только в поясе стлаников входит в число доминантов чечетка (Лобков, 1977). Специфическая по сравнению с ольховниками особенность кедрового стланика – довольно высокая численность щура и кедровки (Каплин, 1974). Щур местами гнездится здесь с плотностью до четырех пар на 1 км2 (Лобков, 1978б). Присутствие кедровки напоминает о том, что сообщества кедрового стланика сохраняют в своем составе некоторые элементы “плеяды кедра”, наиболее полно представленной в высокоствольных кедрачах юга Сибири и Дальнего Востока. Из немногочисленных птиц для субальпийских кустарников характерен темный дрозд Наумана. Подгольцовье – второй, верхний “этаж” гнездования в заповеднике варакушки.
Для землероек-бурозубок, жизнь которых связана с подстилкой на поверхности почвы, полог стлаников вполне заменяет полог леса. Все виды бурозубок, упоминавшиеся при описании каменноберезников, населяют и подгольцовый пояс, причем численно преобладает все та же средняя бурозубка. Красно-серая полевка, и здесь встречающаяся рядом с красной, на Камчатке вообще отдает предпочтение ольховым и кедровым стланикам (Мережко, 1981). В верхней части подгольцового пояса, на высокотравных лужайках, среди куртин ольховника и кедровника появляются колонии сурков, а на низкотравных участках – и поселения берингийского суслика. По наблюдениям в Корякском нагорье, суслики охотно используют кедровые орешки в пищу, причем могут даже забираться за ними в плотные кроны стланиковых кустов. Иногда зверьки разгрызают шишки, сидя на толстых горизонтальных кедровых стволах (Портенко, Кищинский, Чернявский, 1963).
Верхняя часть стланикового пояса уже входит в область высокогорных зимовок северных оленей. Медведей привлекает в подгольцовье урожай орешков кедрового стланика. Этот вид корма играет большую роль и в жизни соболя, местами многочисленного здесь. Убежищами для соболей служат пустоты между камнями под густыми зарослями кедрового стланика (Аверин, 1948). Известны находки в такой обстановке и лисьих нор.
Все местообитания заповедника, лежащие в пределах распространения древесной растительности, пересекают реки, с которыми связаны многие птицы и млекопитающие. В высокогорье они простираются лишь своими верховьями, и там воздействие их на размещение животных невелико. Чистые и быстрые реки Кроноцкого заповедника до начала массового хода лососевых в большинстве почти безрыбны. По численному преобладанию заходящих на нерест видов дальневосточных лососей район, включающий заповедник, именуется кетово-кижучно-горбушевым (Остроумов, 1968). Первая горбуша поднимается по рекам в конце июня – начале июля, вместе с нею идет голец, спускающийся в апреле в море. Позднее, почти до глубокой осени, в реках порознь или одновременно продолжается массовый ход кеты, красной, кижуча, осеннего гольца. Жилые (т. е. постоянно живущие здесь) формы гольца известны почти во всех озерах заповедника, а в озере Кроноцком – жилая красная (Аверин, 1948).
Представление о том, что такое массовый ход лососевых, может дать красочное описание А. Севастьянова: “Река Шумная, впадающая в Кроноцкий залив, неподалеку от устья имеет ширину более 50 метров. В июле 1968 г. мне довелось наблюдать зашедшую в нее кету и горбушу. Все русло заполнила крупная, в два-три килограмма, рыба. В прозрачной воде было видно, что на один квадратный метр приходится четыре – семь таких . рыбин. От устья вверх по берегу реки удалось пройти более пяти километров. И всюду река была так же плотно забита рыбой. На молодой лошади страшно было переправляться вброд. Как только она вступала в реку, вода словно вскипала, и испуганное животное шарахалось в сторону” (1970, с. 22).
Этот мощный поток биомассы привлекает многочисленных потребителей – млекопитающих и птиц. Прославленный камчатский рыболов – бурый медведь, но рыба занимает немалое место и в питании горностая, соболя, росомахи, лисицы. Последним, как и птицам из числа врановых и дневных хищников, достаются главным образом “сненка” (отнерестившаяся рыба) и остатки медвежьих трапез. Прекрасные условия существования находит в камчатских реках выдра. Зимой она держится преимущественно в тех участках рек, где имеются ямы с зимовочными скоплениями гольца (Аверин, 1948).
Из водоплавающих и околоводных птиц по берегам рек гнездятся каменушка, гоголь, длинноносый и большой крохали, морская чернеть, а также речная крачка, сибирский пепельный улит, кулик-перевозчик, изредка кулик-сорока. Почти повсюду им сопутствуют белая и горная трясогузки.
Все местообитания животных, о которых шла речь, за исключением скалистого морского побережья, тесно связаны экологически и территориально, нередко взаимопроникают и переплетаются. Как среда обитания птиц и млекопитающих они в совокупности могут быть противопоставлены вулканическому высокогорью. На высоте около 800 м над ур. моря проходит наиболее существенный экологический рубеж. Отсюда и до вершин самых крупных вулканов простирается уже другой мир – мир низкотравных лугов и лишайниковых горных тундр, почти обнаженных лавовых полей и каменных развалов, снежников и ледников. Слабовсхолмленные вулканические плато – долы – сложены рыхлыми, водопроницаемыми толщами, вследствие чего здесь почти нет постоянных водотоков, а растительный покров развивается в условиях, напоминающих горную степь или даже полупустыню. Обильной зеленью в поясе камчатского высокогорья выделяются влажные западины и барранкосы – узкие ложбины, прорезающие склоны вулканических конусов. Лишь единично в нижней части пояса встречаются приземистые кусты ольхового и кедрового стлаников. Общие черты растительности высокогорья – ее ксерофильный облик, низкорослость, фрагментарность (Аверин, 1948).
По сравнению с нижележащими поясами видовой состав птиц и млекопитающих здесь сильно обеднен, но выделяется целым рядом своих, чуждых местообитаниям среднегорья элементов. Таков горный конек – самая многочисленная и почти повсеместно гнездящаяся тут птица. На долах мы снова встречаем представителя тундровой фауны, упоминавшегося при описании приморских низин, – лапландского подорожника (еще один пример двуступенчатого размещения). По участкам влажных лугов гнездится желтая трясогузка. Для долов особенно характерен короткоклювый зуек, чье присутствие роднит фауну камчатского высокогорья с фауной горных степей и полупустынь Центральной Азии. В этом довольно бедном и лишенном птичьего гомона местообитаний зуйки обращают на себя внимание свойственной им повадкой летать над долами в сумерках и в начале ночи с негромкими криками “тр-тр” (Аверин, 1948).
Обитатели каменистых россыпей высокогорья, скалистых гребней и склонов вулканических конусов – пуночка и сибирский горный вьюрок. В горных тундрах гнездятся два вида куропаток – белая и тундреная, причем последняя связана почти исключительно с этим поясом. Нередко встречается здесь ворон, из хищных птиц наиболее обычен мохноногий канюк.
По высокотравным участкам вплоть до пояса горных тундр проникают полевка-экономка и красно-серая полевка, но в целом эти грызуны, как и землеройки-бурозубки, высокогорью чужды. Для речных долин, прорезающих вулканические плато, установлено обитание сибирского лемминга (Лобков, Никаноров, 1981). Возможно, этот вид поднимается и выше. В горных тундрах южнее Кроноцкого заповедника найден копытный лемминг; предполагается, что он широко распространен в благоприятных для него местообитаниях камчатского высокогорья (Лазарев, Парамонов, 1973). Подтверждение этого факта резко усилило бы “тундровый колорит” в облике фауны гольцово-вулканической части заповедника.
К долам и подножиям возвышающихся над ними вулканических конусов приурочены наиболее многочисленные колонии берингийского суслика. Норы этих зверьков на долах не имеют типичных “сусликовин”, поскольку выброшенный при прокладке ходов рыхлый мелкозем вулканического происхождения легко разносится ветром. Лишь иногда у нор сусликов на ровной поверхности выделяются пологие холмики “с иным, чем вокруг, сочетанием растений” (Аверин, 1948). Камчатские сурки (или черношапочные сурки) в отличие от сусликов поселяются только на участках с выходами скал, каменными развалами, чаще всего на лавовых потоках. Норы сурков обычно уходят под камни; сами зверьки предпочитают осматривать окрестности с вершин расположенных поблизости скал. Лишь в центральной части Кроноцкого полуострова встречаются колонии, где есть высокие “сурчины”, между которыми проходят утоптанные тропинки (Аверин, 1948). По соседству с поселениями сурков на лавовых потоках и осыпях в пределах высот от 600 до 1400 м над ур. моря весьма обычны колонии северных пищух. Запасы “сена” эти зверьки обычно прячут в нишах между камнями. Заходит в высокогорье, но редок здесь заяц-беляк.
Преимущественно с этим поясом связаны два вида копытных Кроноцкого заповедника – северный олень и снежный баран. Олени держатся в высокогорье на протяжении большей части года: зимой – с декабря до мая, летом – с конца июня до сентября. Основные зимовки оленей приурочены к долам и их окраинам на высотах 700–1200 м. Снег вследствие постоянного переноса ветрами залегает здесь крайне неравномерно, и животные могут найти для себя относительно малоснежные участки. Лучшие летние пастбища оленей находятся в верховьях долин, у снежников.
Круглый год не покидают высокогорья снежные бараны. Они заходят выше других млекопитающих – вплоть до высот более 2200 м над ур. моря, где уже практически нет растительного покрова. Некоторые группы снежных баранов годами сохраняют привязанность к склонам какого-либо одного вулкана. Их основные местообитания – “нижние и средние части вулканических конусов с примыкающими к ним хребтами, а также барранкосы, покрытые альпийскими пастбищами” (Аверин, 1948, с. 179). Зимой нижняя граница размещения высокогорной популяции заметно понижается, но ясно выраженных вертикальных миграций снежные бараны не совершают, проводя почти восьмимесячный период многоснежья среди хребтов и скал – там, где есть участки с сухой растительностью, ветрами очищенные от снега.
Места зимовок копытных привлекают хищников – волка и превосходящую его по численности росомаху, которые в летнее время мало связаны с высокогорьем. Лисица, напротив, появляется здесь только летом. Сравнительно кратковременными бывают заходы в горные тундры и на альпийские луга медведей. Здесь звери раскапывают норы сусликов. В Кроноцком заповеднике такие случаи отмечал еще Ю.В. Аверин (1948). По наблюдениям в других районах Камчатки, некоторые особи медведей занимаются “сусликованием” очень настойчиво (Сердюк, Левинская, 1978). Лишь изредка и только по островкам кустарниковых зарослей и каменным развалам проникает в высокогорье соболь.
Вулканическая деятельность и животные.
Воздействие вулканических процессов на биоценозы может быть механическим, химическим и термическим, в каждом случае как положительным, так и отрицательным (Стенченко, 1978). Особенно велика роль термического фактора, причем экологический эффект выделения земного тепла почти всегда положителен. Случаи гибели животных при попадании их в горячие источники очень редки. Вне периодов катастрофических извержений практически неощутимы для популяций и те потери, которые вызываются лавовыми потоками, пеплопадами, вулканическими бомбами.
Около теплых источников наблюдаются очень большие сдвиги в фенологии развития растений и общей продуктивности фитоценозов. Это своеобразные оазисы, где вегетация начинается на один – три месяца раньше обычного. Некоторые насекомые, в частности из числа жуков-водолюбов, комаров-долгоножек, активны здесь на протяжении всего года. На две-три недели смещены средние сроки весеннего появления комаров и бабочек, почти на месяц – начало гнездования поползня и некоторых других птиц, значительно раньше проходит смена нарядов (зимнего на весенний и весеннего на летний) у белой куропатки (Марков, 1965). Сдвигается по времени и пробуждение бурого медведя, начало размножения мышевидных грызунов. Зимой к термальным площадкам по р. Гейзерной спускаются со склонов вулкана Кихпиныч снежные бараны. Здесь зеленая растительность доступна животным еще в то время, когда кругом лежит сплошной мощный слой снега. Зимовку баранов на Гейзерной считали в заповеднике “самой легкой” (Аверин, 1948). Ныне этот участок уже не имеет для них прежнего значения, причиной чего было посещение туристами Узон-Гейзерного района (Стенченко, 1980).
На реках, вблизи горячих ключей, зимой образуются обширные полыньи, привлекающие водоплавающих и околоводных птиц. Посещаются ими даже источники с температурой воды до 50° С – в такой обстановке наблюдали чирков-свистунков. На реках, ниже Тюшевских и Верхне-Чажминских горячих ключей, до поздней осени держатся пепельные улиты, постоянно зимуют кряквы, крохали и каменушки (Аверин, 1948). Притоком подогретых вод объясняется сохранение полыньи в Семячикском лимане. Это одно из основных в заповеднике мест зимовки водоплавающих птиц: на водном зеркале Семячикского лимана площадью около 10 га скапливается 250–600 особей, в том числе до 160 лебедей-кликунов (Лобков, 1977).
Обычно роль активных вулканических процессов проявляется локально, лишь иногда они целиком определяют экологические условия на значительных участках территории. К последним относится кальдера Узона. На озерах и болотах Узона останавливаются на отдых пролетные водоплавающие – здесь находят пристанище до 9 тыс. уток. Незамерзающие озера кальдеры служат и местом их зимовки. Летом здесь отмечается около 100 выводков этих птиц, приблизительно 0,5 тыс. особей проводят период линьки (Стенченко, 1976). Плотность гнездования отдельных видов очень высока. Так, вблизи термоплощадок Узона на 1 км2 приходится до 15 пар чирка-свистунка, тогда как на лучших угодьях вне кальдеры – одна – три пары. Еще резче перепад численности у круглоносого плавунчика, тундрового по основному распространению куличка: до 250 пар/км2 на болотах Узона и лишь 5–8 пар/км2 в других местообитаниях (Лобков, 1977). К термоплощадкам кальдеры зимой и ранней весной приходят снежные бараны, часто встречаются здесь медведи.
Мы говорили в основном о положительном воздействии вулканических процессов на местообитания животных. Их отрицательная роль тоже заслуживает внимания. Самое яркое ее проявление – гибель птиц и млекопитающих вследствие отравления вулканическими газами. В 1975 г. у подножия вулкана Кихпиныч была открыта “Долина смерти”, где такие случаи происходят из года в год. Участок, о котором идет речь, невелик – 0,1–0,5x1 км, причем большинство случаев зафиксировано на площадке 30 X 100 м. Здесь к подножию склона у борта долины приурочены выходы холодных газов с очень высоким содержанием сероводорода и углекислоты. Повсюду чувствуется сильный запах сероводорода.
Трупы погибших от отравления животных привлекают других зверей и птиц, охотно кормящихся падалью. Выбраться из “Долины смерти” им тоже не удается. Только в 1975 г. тут были найдены трупы семи бурых медведей. Из птиц чаще всего встречали погибших воронов. Список жертв сероводородной ловушки пополняют лисица, росомаха, белоплечий орлан, мелкие грызуны (чаще всего красно-серые полевки), воробьиные птицы, кормящиеся на земле. У людей, проводивших здесь наблюдения, признаки отравления появлялись через 10–25 минут: сухость и жжение во рту, тупая боль в затылке, головокружение, тошнота. При выходе из “Долины смерти” эти симптомы спустя приблизительно полчаса исчезали, нормальное самочувствие восстанавливалось (Лобков, Никаноров, 1981).
Виды позвоночных животных, особо примечательные как объекты охраны. Одна из достопримечательностей ихтиофауны заповедника – жилая (постоянно живущая в пресной воде) форма нерки, или красной (обычно называют ее кокани). Нерка принадлежит к числу массовых видов лососевых, использующих для нереста реки и озера заповедника. От проходной нерки и ведет свое происхождение полностью изолированная озерная популяция этой рыбы, свойственная оз. Кроноцкому. Возникла она вследствие перекрытия древней речной долины лавовым потоком; позднее большой перепад высот, пороги, водопады сделали невозможным возвращение проходной нерки в озеро (Куренков, 1977). Длительность обособленного существования озерной нерки – 10–15 тыс. лет. На азиатском побережье Тихого океана жилая форма красной известна кроме оз. Кроноцкого лишь в одном месте – в оз. Сопочном на о-ве Итуруп. Более обычны пресноводные популяции нерки в Северной Америке, откуда и заимствовано название этой формы – кокани. Популяция кокани оз. Кроноцкого представляет большой интерес как для популяционно-генетических исследований, так и для форелеводства. Основное внешнее отличие кокани от проходной нерки – измельчание, что свойственно всем жилым формам лососевых. Длина тела рыб из оз. Кроноцкого обычно не превышает 25–29 см.
Из птиц Кроноцкого заповедника, связанных с лесом, особого внимания заслуживает каменный глухарь. На Камчатке он существует в условиях полной изоляции. В Корякском нагорье этих птиц нет, ближайшие пункты их гнездования на материке удалены от камчатских на сотни километров. Закономерна поэтому четкая обособленность камчатского подвида каменного глухаря: он отличается от сибирского светло-серым (в противоположность темно-серому) фоном окраски спины, крупными белыми пятнами (на верхних кроющих перьях крыла и второстепенных маховых), образующими две “перевязи” (Кириков, 1952). На Камчатке лучшие местообитания каменного глухаря приурочены к таежному “острову” Центральнокамчатской межгорной впадины. Птицы широко распространены и в каменноберезниках, но условия их существования здесь далеки от оптимальных.
Вблизи восточного побережья Камчатки сказываются и местные климатические факторы, обусловленные близостью океана: недостаток тепла, обилие осадков, частые туманы. Все это способствует повышенной смертности молодняка. Соответственно численность здесь значительно ниже, а ее динамика носит иной характер, чем в центральнокамчатских лесах (Кищинский, 1975). Изучение и охрана каменного глухаря в Кроноцком заповеднике, где вид существует у предела своих возможностей (типично таежная птица – вне тайги!), представляет разносторонний интерес. На территории заповедника даже в подходящих, казалось бы, местообитаниях эти птицы встречаются не повсеместно (Аверин, 1948). Предпочитают они каменноберезовые леса с подлеском из рябинового стланика; избыточно увлажненных мест избегают. Плотность популяции – 1–1,5, максимум 3–5 особей на 100 км2 (Марков, 1968).
Токовать глухари начинают с первой декады апреля; продолжаются тока вплоть до начала июня. На токах в Кроноцком заповеднике собирается лишь три – пять, изредка до десятка петухов (Аверин, 1948; Марков, 1965).
Глухарки откладывают яйца во второй половине мая – начале июня. На высотах более 250 м над ур. моря в это время еще частично сохраняется снежный покров, поэтому гнездование основной части популяции приурочено к нижней полосе пояса каменной березы. В полной кладке – шесть-семь яиц (Марков, 1968). В Кроноцком заповеднике неоднократно наблюдали самок с одним-двумя или тремя глухарятами, что указывает, как уже отмечено, на плохую выживаемость молодняка (Аверин, 1948; Марков, 1968). Зимой глухари питаются почти исключительно семенными сережками и почками каменной березы. Ночуют только в лунках, а при снегопадах и сильных ветрах укрываются в снегу и днем. “Иногда на затаившихся птиц случалось почти наступать лыжей” (Аверин, 1948, с. 104). В лунках птицы чаще всего и становятся добычей соболя, лисицы и росомахи.
Некоторые исследователи считают, что каменный глухарь в Кроноцком заповеднике “постоянно находится на грани вымирания” (Марков, 1968, с. 90). Это создает необходимость постоянного и тщательного контроля за состоянием его популяции.
Если глухари, населяющие Кроноцкий заповедник, как птицы оседлые, действительно образуют какую-то целостную местную группировку (популяцию), то по отношению к лебедю-кликуну этого сказать нельзя. Лебедитоже встречаются здесь круглый год, но в зимнее время они многочисленнее, чем на гнездовье. Выводки кликунов отмечали в разных местах заповедника и на разных высотах: от низовий рек Большой Чажмы и Кроноцкой до оз. Кроноцкого и водоемов кальдеры Узона. Общая черта мест гнездования – заросшие невысокие берега (Аверин, 1948). На весеннем пролете кликуны обычны с конца марта до середины мая, осенью – в октябре – ноябре. Лебеди – подлинное украшение водоемов заповедника во всякое время года, но особенно они радуют глаз зимой, на небольших полыньях открытой воды среди льда и снега.
По всему восточному побережью Камчатки, как показали учеты 1974–1976 гг., зимует до 1200 кликунов, из них 150–250 птиц – в заповеднике (Стенченко, 1979). Основные места зимовок лебедей – Семячикский лиман, кальдера Узона, реки Унана, Кроноцкая и Тихая. В особенно морозные зимы птицы скапливаются на термальных водоемах, но благополучно пережить трудное время удается не всем. Например, зимой 1970/71 г. в заповеднике было найдено 30 погибших лебедей (Стенченко, 1979).
Зимующие лебеди нередко позволяют наблюдать за собой с небольшого расстояния. В истоках р. Кроноцкой, где маленький поселок заповедника расположен на берегу незамерзающей протоки, проводят зиму два-три десятка кликунов. Иногда они плавают и кормятся перед самыми окнами избушек. Живущие тут работники охраны стараются меньше беспокоить птиц, а в самые суровые периоды зимы подкармливают их, и лебеди отвечают людям доверием (Стенченко, 1979).
Важность охраны лебедей понятна каждому. А вот камчатская, или алеутская, крачка, пожалуй, привлечет внимание не всякого зоолога. Между тем эта птица особенно характерна для фауны полуострова, и в частности заповедника. Как редкая птица, она внесена в “Красную книгу СССР” (1978). Ареал ее ограничен побережьями Охотского и Берингова морей, включая Аляску. Подобно другим крачкам, это небольшая острокрылая, с вильчатым хвостом, легкая и неутомимая в полете, крикливая птица. От сходной и нередко поселяющейся по соседству речной крачки отличается треугольным белым пятном на лбу, выделяющимся на фоне черной шапочки, и голосом (Лобков, Головина, 1978).
На восточном побережье Камчатки известно 15 очагов гнездования камчатской крачки, три из которых расположены в заповеднике или вблизи его границ: Семячикский лиман, побережье от р. Тихой до р. Кроноцкой, низовье Большой Чажмы. Всего в обнаруженных на Камчатке колониях гнездится около 500 пар, из них в устье Нового Семячика – 150, на Большой Чажме – 60. Поселения камчатских крачек приурочены к узкой “приморской полосе низинных тундр, как правило, в приустьевых участках крупных рек и у побережий лиманов” (Лобков, Головина, 1978, с. 27).
Тихоокеанский, или белоплечий, орлангнездится только на территории нашей страны, преимущественно на Камчатке. Внесен в “Красную книгу СССР” (1978). Эта огромная птица с размахом крыльев 2–2,5 м на редкость красива: голова, шея и туловище бурые с бронзовым отливом, малые и средние кроющие крыла, хвост, оперение голени чисто-белые, лапы и мощный клюв ярко-желтые. По ориентировочной оценке, на Камчатке около 0,5 тыс. размножающихся пар, кроме того, тут ежегодно держится более 2 тыс. негнездящихся особей. В Кроноцком заповеднике, где гнездится несколько десятков пар, тихоокеанского орлана можно считать обычной птицей. Близкий к нему широко распространенный вид – орлан-белохвост – сильно уступает ему по численности: здесь всего одна-две пары (Лобков, 1978).
Круглый год тихоокеанский орлан связан преимущественно с морским побережьем. Весной и в первую половину лета птицы встречаются главным образом на скалистых берегах моря, где растут крупные каменные березы, и в низовьях рек с высокоствольными пойменными лесами (Черникин, 1965). Гнезда располагают, как правило, не далее 15–30 км от моря, обычно же в непосредственной близости от него. Об устройстве их можно судить по описанию гнезда, найденного на обрывистом склоне, в березовом редколесье. Помещалось оно в развилке каменной березы, на высоте 10 м от земли. Диаметр основания гнезда – 1,2, лотка – 0,4 м. Строительным материалом послужили толстые, главным образом березовые сучья толщиной 2–3 см. “Лоток был устлан сухими и зелеными ветвями кедрового стланика, ветвями можжевельника, шикши и сухой травой” (Черникин, 1965, с. 275). Бывает, что непрочные опорные ветви не выдерживают тяжести гнезда и массивная постройка падает – это одна из причин гибели кладок. В кладке одно – три яйца, обычно два. Иногда яйца уничтожаются соболями. Наблюдения за судьбой выводков в семи гнездах, где было отложено 13 яиц, показали, что на крыло поднялись лишь четыре птенца (Лобков, 1978).
Охотничьи участки орланов приурочены к устьям рек. Каждая птица использует два-три излюбленных наблюдательных пункта, где поджидает добычу. Такими пунктами служат скалы, деревья над обрывами, обычно на 30–40 м выше поверхности воды. Высматривая рыбу, орланы предпочитают садиться на каменные глыбы в 1,5–2 м над водой. В течение светлого времени суток птицы кормятся 4–7 раз. Удачным бывает лишь одно из двух – пяти нападений (Стенченко, 1974). Основной компонент пищевого рациона – лососевые рыбы. Чаще всего птицам достаются малоподвижные отнерестившиеся особи. Известны случаи, когда орланы вытаскивали из воды рыб длиной до 1 м (Лобков, 1978в).
Добывать лососевых птицы могут до поздней осени. Красочная картина “рыбалки” орланов в начале зимы описана Е. М. Черникиным (1965): “В декабре 1960 г. в верховьях р. Тихой (7 км от моря) на участке протяженностью 1 км мы наблюдали 28 орланов одновременно. Часть птиц кружилась в воздухе, другие сидели на деревьях... В мелководной речке уже заканчивался нерест кижуча. Много сильно “лащавых” рыбин табунками стояли по омутам, а отдельные мертвые лососи лежали по берегам. Снег на берегу был утоптан орланами и лисицами. Повсюду виднелись пятна крови и рыбьи кости. Со всех сторон доносились хриплые крики орланов, которые позволили нам в густой снегопад, ориентируясь только на крики, найти верховья реки. Объевшиеся, нахохлившиеся орланы, будучи не в силах взлететь, сидели на снегу, подпуская человека на несколько шагов” (с. 272).
Изредка орланы ловят млекопитающих и птиц. Ю.В. Аверин (1948) в зимнее время наблюдал неудачную охоту орлана за лисицей. При бросках нападавшего хищника “лиса приподнималась ему навстречу с ос каленной пастью, сама же вместе с тем постепенно продвигалась к кустарнику, где в конце концов и скрылась” (с. 114). Тот же исследователь однажды вспугнул орлана с еще теплого трупа кольчатой нерпы – акибы. Е.Г. Лобков (1978в) находил в гнездах и погадках орланов остатки каменушек, свиязей, чирков-свистунков, тихоокеанских чаек. Птицы в их добыче преобладают больные, травмированные и линные.
Сравнительно высокая численность белоплечих орланов в заповеднике связана с важнейшей общей особенностью экосистем полуострова – массовым нерестом тихоокеанских лососей.
Северный олень, обитающий на Камчатке, принадлежит к охотскому подвиду, распространенному также на Джугджуре, в южных отрогах Станового хребта и на Сахалине. Это одна из самых крупных и темноокрашенных географических форм вида (Гептнер, Насимович, Банников, 1961). Именно на Камчатке добыты рога оленя, завоевавшие в качестве охотничьего трофея титул “чемпиона мира” (Филь, 1978). Между тем экологическая обстановка на полуострове для этого вида далеко не оптимальна: широкое распространение каменноберезников в сочетании с крайне многоснежной зимой обусловливает недостаток зимних пастбищ.
Уже давно вследствие естественных причин и отчасти под воздействием человека на Камчатке сформировались три обособленных очага обитания оленей. Кроноцко-Жупановский очаг, охватывающий и территорию заповедника, до начала 70-х годов был крупнейшим на полуострове: здесь насчитывалось не менее 3 тыс. особей (Вершинин, Клейменов, Вяткин, Филь, 1975); в 60–70-х годах к северо-западу от заповедника, на склонах Валагинского хребта, начали выпасать до 3 тыс. домашних оленей, что сразу же отрицательно сказалось на численности “дикаря”. Тенденция к сокращению поголовья диких оленей охватила весь Кроноцко-Жупановский очаг. На собственно заповедной территории тяжелый след оставило преследование животных в годы двукратного снятия режима охраны.
Ныне состояние популяций дикого северного оленя на Камчатке расценивается как критическое (Филь, 1981). По одним данным, вся восточная популяция (Кроноцко-Жупановский очаг) насчитывает 300–500 особей (Филь, 1978); по другим – только в Кроноцком заповеднике обитает до 700 оленей. Во время учета 1981 г. на долах у вулканов Тауншиц и Унана, а также вблизи оз. Кроноцкого было отмечено около 500 животных (Филь, 1981). Обеспечить надежное прибежище этой группировке оленей – неотложная задача заповедника.
Самые крупные скопления, по нескольку сот голов, олени образуют во время миграций – в апреле – мае и в октябре – ноябре. Отёл происходит в начале лета в поясе каменноберезников и в приморских тундрах. Гон начинается со второй декады октября, его разгар приходится на середину ноября (Аверин, 1948). Летом состав кормов оленей разнообразен: он включает побеги и листья кустарниковых ив и берез, многочисленные травянистые растения. Поедаются также грибы и – особенно охотно – плоды бузинолистной рябины. На приморских тундрах звери нередко пьют морскую воду (Филь, 1978). Основным кормом в зимнее время служат различные лишайники (Аверин, 1948).
Враги оленей – волк и росомаха. Наибольший урон популяции наносят волки, скапливающиеся вблизи зимовок и сопровождающие оленей во время их миграций. Численность волков в заповеднике может быть значительной. Показательно, что только за два вылета на вертолете в 1967 г. “на территории Кронок (тогда заказника) было отстреляно 10 волков” (Вершинин, Клейменов, Вяткин, Филь, 1975, с. 222).
Снежный баран, или чубук, также представлен на Камчатке особым подвидом, но отличия этой формы от материковых не очень отчетливы. Ныне по сравнению с периодом 40-х годов численность снежного барана в заповеднике заметно снизилась (Стенченко, 1980), но в подходящих местообитаниях высокогорья и скалистого морского побережья он остается обычным зверем. Общее поголовье баранов в Кроноках не оценивалось; во всяком случае оно исчисляется многими сотнями. Плотность популяции на береговых скалах достигает шести-семи особей на 10 км2 (Вяткин, Филь, 1975).
Излюбленные местообитания баранов на вулканических хребтах – скальные гребни (барранкосы), разделяющиеся глубокими ложбинами. Зимой пастбищами для зверей служат покрытые растительностью площадки на этих гребнях, где преобладают кустарниковые ивы, шикша, голубика, злаки. Толщина снежного покрова, сдуваемого и уплотняемого ветрами, здесь невелика – нередко всего 3–4 см. Этот слой бараны легко разбивают копытами, извлекая корм. При этом сначала образуются ямки 15–20 см в .поперечнике, сливающиеся затем в довольно обширные “плешины” (Гаврилов, 1947). Скудость пастбищ заставляет баранов пастись в течение почти всего светлого времени суток. При затяжных буранах звери переживают длительные голодовки. В зимнее время они поедают “без особого разбора” практически все доступные растения (Аверин, 1951).
Таяние снега в горах начинается во второй половине мая, на месяц-полтора позже, чем на побережье. Первая зелень появляется в середине – конце июня. Наступает короткий период, когда звери не испытывают недостатка в кормах. Наиболее охотно поедаются баранами ситники, осоки, остролодки, кустарниковые ивы (Аверин, 1951). В конце мая – в июне у самок появляются ягнята. Обычно ягненок один; как большая редкость отмечаются двойни.
На протяжении большей части года самцы и самки с молодняком держатся обособленно. Исключение составляет период гона, падающий на начало зимы. Во второй половине октября происходят турнирные поединки самцов, которые с борьбой за самок непосредственно не связаны; пока это лишь механизм распределения “земельных наделов” на той территории, где будет протекать гон. При поединках “самцы сталкиваются друг с другом, разбегаясь с расстояния 10–15 м” (Филь, 1978, с. 99). Удары наносятся как бы по касательной, “соперники проскакивают мимо друг друга, разворачиваются и сходятся вновь. Двух-трех ударов хватает, чтобы один из соперников отступил... С началом боевых поединков стада самцов распадаются” (там же, с. 99). Каждый рогач занимает определенный участок.
Самки с молодыми в это время еще держатся в субальпике, а когда они поднимаются к местам зимовок, то попадают на участки, занятые самцами. Происходит формирование брачных групп, “гаремов”. Самок в одной брачной группе от одной до семи. Наиболее активно участвуют в размножении самцы в возрасте 7–10 лет. Разгар гона приходится на последнюю декаду ноября – первую декаду декабря. Вместе с самками самцы держатся до второй половины января, а затем покидают их, образуя отдельные стада (Филь, 1978). В Кроноках стада баранов в два-три десятка особей прежде не были редкостью. Наибольшее число животных в смешанном стаде, отмеченное лишь однажды, – 60 голов (Аверин, 1951). Основные враги баранов – волк и росомаха. Последняя посещает места их зимовок постоянно; трупы задранных ею снежных баранов находили неоднократно (Аверин, 1948). И все же эти копытные, по-видимому, меньше страдают от хищников, чем северные олени.
В истории Кроноцкого заповедника, да и вообще охраны фауны на Камчатке, совершенно особое место занимает соболь. Камчатский соболь принадлежит к группе темных форм вида, однако по ценности шкурки уступает восточносибирским материковым расам. Ему свойствен очень высокий (пышный), но недостаточно мягкий волосяной покров. Камчатский соболь самый крупный; все остальные подвиды, за исключением алтайского, сильно уступают ему по размерам тела и черепа (Гептнер и др., 1967).
К 1935 г., т. е. к моменту организации Кроноцкого заповедника, на Камчатке оставалось около 2,5 тыс. соболей (Вершинин, 1970). В последующие десятилетия шел медленный, но неуклонный рост численности. На востоке Камчатки этому немало способствовал Кроноцкий заповедник. Сведения о выселении соболей из заповедника на прилегающие территории стали поступать в 1939–1940 гг. (Аверин, 1948). К началу 40-х годов на всей Камчатке было уже 8–9 тыс. соболей, к 1950 г. – 25 тыс., а в 1970 г. осенний запас составлял 30–35 тыс. особей (Вершинин, 1970).
В Кроноках много соболя было издавна, много его и теперь. Предпочитаемые соболем угодья – каменноберезники; средняя плотность популяции здесь от 3 до 4–5 особей на 10 км2, частота встреч следов – 10–15 на 10 км пути. В белоберезниках, пойменных лесах и стланиках численность обычно ниже. Заросли стланика, далеко отстоящие от лесных участков, вообще лишены постоянного населения соболей. Открытых пространств звери определенно избегают, “выбирая для переходов лесные и кустарниковые перемычки” (Вершинин, Белов, 1973, с. 124). При очень высоком (до 150–260 см) и плотном снежном покрове с корками, отшлифованными ветром или возникшими при гололедах, соболи могут использовать для проникновения в толщу снега лишь пустоты у корней деревьев, в зарослях кустарников, у скоплений валежника.
Основной корм соболя в Кроноцком заповеднике – полевки, мелкие воробьиные птицы, белая куропатка, ягоды шикши и голубики, рябины, орешки кедрового стланика (Аверин, 1948). Когда звери питаются преимущественно каким-то одним видом корма, наполнение их желудков характеризуется следующими показателями: полевок и землероек – до 6, плодов шиповника – до 50, плодов рябины – до 260, боярышника – до 300, орешков кедрового стланика – до 500 (Вершинин, Белов, 1973). Среди второстепенных кормов наибольшее значение имеют лососевые рыбы. “Соболи поедают отнерестившихся лососей, а также ловят рыбу в мелких местах рек и собирают молодь, скопившуюся в ямах на дне промерзших речек” (Вершинин, Белов, 1973, с. 123).
При резких спадах численности мышевидных грызунов и одновременных неурожаях кедрового стланика звери голодают, начинают широко кочевать. Кочевки могут переходить в настоящие миграции. Последние иногда вызываются специфически камчатским фактором – выпадением на значительной площади вулканического пепла (Вершинин, Белов, 1973). Истощенные соболи теряют обычный страх перед человеком, заходят в поселки и кормятся на помойках (Аверин, 1948).
Издавна славилась Камчатка обилием медведей. Бурый медведь по праву может быть признан ландшафтным животным полуострова, символом богатства его фауны. По высокой численности, заметности этого зверя, его особой биоценотической роли с Камчаткой не сравнится, пожалуй, ни один другой регион Советского Союза. Экспедиция, посетившая окрестности Кроноцкого озера в начале текущего столетия, постоянно сталкивалась с медведями, впервые видевшими людей и лошадей, подходившими близко и потому пугавшими вьючных животных; этих доверчивых медведей приходилось убивать, а разделка их туш существенно задерживала продвижение отряда (Шмидт, 1916, прив. по Аверину, 1948). В 30–40-х годах сотрудникам заповедника случалось видеть медведей каждые 1–2 км пути по ягодниковым тундрам (18 зверей на 12 км, 14 на 18 км, 15 на 16 км маршрута – Аверин, 1948). По 12–14 медведей подряд можно встретить в Кроноках и поныне (Савинов, 1972).
Камчатский бурый медведь – отчетливо обособленная географическая форма вида, выделяющаяся наряду с амурским подвидом наиболее крупными размерами. Преобладают на полуострове звери темной окраски; светлоокрашенные особи встречаются сравнительно редко. В литературе есть данные о камчатских медведях весом до 650 кг (Гептнер и др., 1967), но такие гиганты уникальны. Самцы в возрасте 5–6 лет весят обычно 150–220 кг, 7–9 лет – 147–187 кг; экземпляры, приближающиеся к 400 кг, уже очень редки. Но и это огромные звери. Самый старый медведь из числа тех, чей возраст был надежно определен по современной методике, дожил до 29–30 лет (Лазарев, 1979).
Общая численность медведей на Камчатке во второй половине 60-х годов оценивалась в 15–20 тыс. (Остроумов, 1968); к концу 70-х годов – в 6–7 тыс. (Лазарев, 1979). Заметно снижение численности и в Кроноцком заповеднике, особенно если сравнивать современное положение с периодом 40-х годов. По мнению Ю. В. Аверина (1948), в то время количество бурых медведей могло достигать нескольких тысяч. Ныне даются иные оценки: 150 (Стенченко, 1978) или 350 особей (Каляев – см. Лобков, 1980). Но и при таком поголовье есть основания говорить о сохраняющемся обилии медведей. Средний для Камчатки показатель плотности популяции (без учета незаселенных угодий) – около шести зверей на 100 км2 (Остроумов, 1968). Лишь на особокормных участках медведи скапливаются в количестве до 30, а местами даже 100–150 на 100 км2. Это в первую очередь участки, наиболее удобные для рыбной ловли во время массового хода лососей.
Из берлог основная масса зверей поднимается во второй половине апреля – начале мая. Залегают в октябре – ноябре; таким образом, активный период жизни медведей в Кроноках продолжается около полугода. Шатунов на Камчатке практически не бывает. Изредка звери продолжают бродить до конца декабря и даже до середины января. Это случается в годы сравнительно малокормные, когда медведи стремятся использовать все оставшиеся к началу зимы пищевые ресурсы: скопления осеннего кижуча, выбросы моря и т. д.
В мае–июне, после выхода из берлог, звери наименее обеспечены кормами. Они кормятся прошлогодней травой, вышедшими из-под снега ягодами шикши, выбросами моря, однако главное место в их июньском рационе занимает зелень. Вегетация травянистых растений раньше всего начинается на термальных площадках, и медведи посещают их очень охотно. В кальдере Узона удавалось одновременно наблюдать 4–5, а в Долине Гейзеров даже 10–15 медведей (Стенченко, 1978). На июнь, время преимущественного питания зеленью, видимо, падает разгар гона у медведей (Аверин, 1948).
С начала июля, когда в реки заходит первая горбуша, и до поздней осени звери кормятся преимущественно лососевыми рыбами. В горах, вдали от рек, остаются лишь единичные медведи, подавляющее большинство зверей скапливается у нерестовых водоемов. Расположившихся по соседству медведей-рыболовов разделяют иногда лишь десятки метров береговой линии, порой встречаются они и вплотную (Остроумов, 1968). Постоянные перемещения их вдоль рыбных рек привели к формированию сети торных троп, на которые обращали внимание почти все исследователи Камчатки. “Медвежьи тропы, – пишет Е.М. Черникин, – типичная черта кроноцких ландшафтов. Как глубокие колеи, прорезают они ягодные тундры, петляют по берегам рек и озер, жмутся к самому краю приморских круч, ныряют в заросли кедрового стланика. Это красноречивые свидетели медвежьего быта многих поколений зверей” (1968, с. 15).
Излюбленные места медвежьих рыбалок – мелководные речные перекаты. “Медведь заходит на перекат, как бы полуприсев, становится на задние лапы и ждет, когда на перекат выйдет рыба. При этом передние лапы зверя свободны и готовы для удара. Медведь сосредоточенно смотрит в воду, время от времени провожая взглядом рыб, проплывающих поодаль. Как только рыба подплывает близко, медведь резким, едва уловимым для глаза ударом лапы выхватывает ее из воды. Вытащив крупную рыбину, он тут же подхватывает ее другой лапой и, как бы через плечо, кидает метра за три на берег. Кинет и обернется, посмотрит, удачно ли кинул. Так он выбрасывает рыбину за рыбиной. Рыба бьется на берегу, а медведь то и дело оглядывается. Если какая-нибудь скатится близко к воде, он выходит на берег, отшвыривает рыбу лапой или берет в зубы и оттаскивает подальше. Но зачастую, поймав первую рыбину, медведь берет ее в зубы, выносит на берег и сразу же пожирает. А потом идет ловить следующую” (Севастьянов, 1970, с. 22).
“Ловят медведи рыбу и загоном. Зверь заходит в ручей и несколько десятков метров, шумно расплескивая воду, скачет вниз по течению, выгоняя рыбу на перекат. Там он прижимает ее лапами, хватает зубами и вытаскивает на берег. Бывает, зверь прыгает с берега на скопление стоящей в воде рыбы. Но в случаях, которые удалось наблюдать, такой способ ловли не приносил медведю удачи” (там же, с. 23).
При изобилии рыбы медведи съедают у лососей лишь головы и часть спины; если же ловля не очень добычлива, улов поедается целиком. В желудках крупных зверей находили по 20 кг рыбы (Аверин, 1948). Хищничество медведей оказывает на популяции лососей избирательное воздействие. На примере нерки показано, что чаще всего их жертвами становятся крупные самцы, затем крупные самки; рыбы среднего размера, и самцы и самки, добываются значительно реже (Коновалов, Шевляков, 1978).
С конца июля наряду с рыбой заметное место в рационе зверей занимают ягоды – шикша и голубика. “В августе медведи часто встречаются на открытых ягодниковых тундрах, где кормятся целые дни. Шикшу они предпочитают голубике” (Аверин, 1948, с. 184). С середины сентября в большом количестве поедаются ягоды рябины и орешки кедрового стланика. Урожаи этих кормов бывают не каждый год, но лососевые рыбы ежегодно обеспечивают нагул медведями количества жира, достаточного для благополучной зимовки.
Берлоги располагаются преимущественно в среднем поясе гор. Медведи ложатся под корнями вывороченных берез, среди крупнокаменистых россыпей, в пещерах. Медвежата, вышедшие из берлог в начале мая, весят 2–4 кг. Обычно медведица водит двух медвежат, но нередки и тройни (Аверин, 1948; Стенченко, 1978).
Развитие в заповеднике туризма внесло в поведение медведей новые черты и обусловило возникновение не отмечавшихся прежде конфликтных ситуаций. При встрече с медведями люди часто пытались приблизиться к ним, фотографировать, бросать подачки. Некоторые звери прикормились у туристских стоянок; с 1968 г. таких медведей в заповеднике было 23 (Никаноров, 1979). Иногда звери полностью утрачивали страх перед людьми. Одна медведица “сама подходила к кострищам и, разливая кашу и суп на землю, съедала их. Как уличная собака, бродила она среди старых банок, обнюхивала каждую бумажку, выискивая съестное” (Лобков, 1980, с. 25). В конце концов такие попытки неразумного “приручения” медведей приводили к возникновению прямой опасности для людей. Наиболее настойчивых “помоечников”, становившихся в определенных ситуациях агрессивными, приходилось убивать. Так решилась участь восьми медведей (Никаноров, 1979). Поучительный урок: совершенно неуместные в заповеднике “медвежьи забавы” в конечном счете оборачиваются для зверей трагедией. Кроноцкий заповедник – одно из немногих мест страны, где медведи легко доступны для наблюдения. Но пользоваться этой возможностью нужно разумно, делая все, чтобы не нарушать естественного поведения зверей. Безобидная, казалось бы, форма вмешательства человека в природную обстановку – поиски “контакта” с животными – приносит реальный вред и в заповеднике недопустима.
© Н.Г. Васильев, Е.Н. Матюшкин, Ю.В. Купцов. Кроноцкий заповедник.// Заповедники СССР. Заповедники Дальнего Востока. - М, Мысль, 1985
